Охлобыстин: Я человек верующий, с уклоном в православный ваххабизм

Актер рассказал НСН, как отметил свой 50-летний юбилей, как справляется со стрессом и кого хочет «утопить в известке».

Актер Иван Охлобыстин, побывав в гостях у ведущих утреннего шоу «Подъемники» на «НАШЕМ Радио», рассказал НСН о предстоящем юбилейном концерте, о том, почему он отвергает большинство сценариев, которые ему предлагают, о своём отношении к мату, а также о том, почему не считает себя звездой.

— Расскажите, пожалуйста, о вашем юбилейном осеннем концерте?

— Мне в этом году стукнуло 50. Это было 22 июля. Но сам день рождения я уже отметил — с друзьями поднялся на святую гору Афон в Греции. Это очень величественное место. Мы шесть часов поднимались вверх пешком веселой мужицкой компанией. Мы люди верующие, с уклоном в православный ваххабизм. Женщин туда не пускают, это монашеская республика. Там меня друзья поздравили, подарили старинный компас, маленькое Евангелие на греческом языке. Но не подарки были главным, а ощущение величия момента и окружающая нас необыкновенная красота вокруг. Внизу пропасть, то придет облако, то уйдет, то солнце палит! Я сказал пламенную речь — за всё порадовался, во всём раскаялся, и, полный чувств, спустился вниз.

— Кагор можно было употреблять?

— Мы с собой брали чуть-чуть ракии, но в высокогорье её не очень-то употребишь – зной и кислородные перепады так или иначе сказываются, и без этого пьяный идёшь, духовно. Это был самый величественный день рождения в моей жизни! Но 50 лет так и надо отмечать, столы-то всегда успеется накрыть.

— Что же все-таки с юбилейным концертом?

— Да, по олдовому партикуляру, нужно на 50 лет устраивать концертные мероприятия, чтобы людей порадовать, засвидетельствовать, получить свою дозу критики и дозу любви от друзей. Я на все такие юбилеи-полтинники ходил, их была целая череда – Гарик Сукачёв, Мишка Ефремов, Галанин. Вот и моя очередь подошла. И мы подумали, что надо провести такое мероприятие после сентября, когда закончится бархатный сезон, и все из отпусков вернутся. И вот оно состоится 12 октября в Crocus City Holl. У нас всё лучшее происходило дома в кругу семьи и друзей – сидели за столом, люди приходили, много новых песен Игорь Иванович Сукачёв исполнил. Кто только у нас не был — и Чайф, и Галанин, и Санька Скляр, и Михаил Олегович Ефремов. Половина из них, кстати сказать, наши духовные родственники, крёстные, у нас Коза Ностра такая.

— У вас банда, если можно так сказать, талантливых людей, которые сейчас в разных сферах занимают ведущие места?

— Да, но все знают её медийную верхушку, а в этой банде ещё огромное количество людей с медийным пространством никак не связанных: кто-то в бизнесе, кто-то мент, кто-то автослесарь, кто-то разбойник, ну, раскаявшийся, естественно, я же пастор всё-таки. Каждый разбойник, который попадает ко мне в руки, тут же раскаивается.

— Вы очень известный человек, звезда, и при этом с легкостью общаетесь с журналистами, хотя многие ведут себя не так.

— Вы же мои коллеги. Я в журнале «Столица» работал, и это одна из составляющих моей жизни – журналистская деятельность. Но я не очень представляю, что такое звезда. Олег Даль – звезда, Высоцкий – звезда. Это глыбища должна быть, а я – так. Звезды – это что-то такое, что и после смерти должно быть.

— После сериала «Интерны» вы стали очень популярны.

— После сериала «Интерны» меня стала узнавать каждая дворовая кошка. Там прекрасный коллектив, новый жанр – смесь комедии, ситкома, адекватный, относительно целомудренный материал – до мошонки спускались, когда меня на площадке не было. До этого я визжал как резаный, что «ребята, можно смешно и без писи – это не самая смешная штука на свете».

— В твоей жизни есть Купитман?

— В моей жизни есть сотни Купитманов. У нас такая компания, что у нас их не может не быть, кого ни возьми.

— Расскажите, чем вы сейчас занимаетесь в кино? Где снимаетесь?

— Снимаюсь в авантюрной комедии «Беглец», 20 серий. РЕН-ТВ будет это показывать, делает Art Pictures, Фёдор Бондарчук курирует. Сценарий хороший. Штук сорок мне предлагали сценариев. И я – не ломака, я – работник (большая семья, тысяча оправданий), но сценарии – просто говно, простите. Всё одинаковое: менты какие-то, проститутки, юмор ниже плинтуса – ну, неинтересно, просто неинтересно. И вот, приходит нормальный сценарий, очень адекватный режиссёр, Art Pictures – почтенная компания, которую я знаю со дня основания: Фёдор с друзьями основывал, когда на «Мосфильме» ещё они сидели. Я решил – хватит сидеть. Я не люблю на месте сидеть. Съездили в отпуск, отдохнули, полтинник отпраздновали, вот сейчас отпоём – отпляшем, денька через два я с женой и с двумя детьми в Геленджик поеду на машине, остальные дети уже студенты, уже лошади здоровые.

— Вы любите путешествовать на машине?

— На машине – здорово. Во-первых, ты ни от кого не зависишь – где захотел, там и остановился. Во-вторых, мы автомобилисты уже много лет. Когда поженились, у меня уже были права, а Оксана выучилась и получила права в первый год замужества, водит хорошо. Мы исколесили практически всю Россию и пол-Европы. Для нас переезд 9-10 часов – это среднестатистический переезд. Если интересно, остановимся в гостинице, поедим, погуляем, поспим, отдохнем – и дальше поедем. Романтика, короче говоря. Если не горы, то машина, если не машина, то самолёты.

— Берете ли вы с собой топорик, спички, хворост, чтобы, если что-то случилось, можно было заночевать в лесу?

— Мы берем всё для таких случаев. У нас не один топорик. У нас под заказ сделаны а-ля викинговские топоры с широким полотном, всегда с собой толстовки, ватники, вещи, которыми можно утеплиться. В общем, мы к Армагеддону готовы, как любые православные люди, хоть сейчас. Даже меч у меня с собой – а вдруг враги! На меч есть разрешение.

— Как старшие дети относятся к совместному семейному отдыху?

— Начинается всё с юношеского противления, они сначала покряхтят, поломаются, поотмазываются, потом едут с нами, остаются очень довольные, потому что мы олдовые старики, мы знаем, как жечь жизнь!

— Кто выбирает маршруты для отдыха?

— Я выбираю. Демократия – это порочный путь. Либо Оксана, в зависимости от того, что я выбрал. В поездке на Афон у нас была идея Метеоры поехать посмотреть, вырубленные в скалах – это бесконечно красиво. Я даже ночью поднимался на эти скалы, мы с Васей шли пять часов, раза три чуть не сорвались, сошли с туристической на полупрофессиональную тропу. Мы же скалолазы ещё. Мы любим ходьбу, любим велики, любим скалы, любим машины – всю эту движуху. И мордобой ещё очень любим – в границах татами.

— У вас и у ваших дочерей – пояса, это правда?

— Да, и у меня, и у дочерей. Когда я повёл дочерей заниматься, они ещё были маленькие. Зачем я отдал их в айкидо? В любом виде спорта с традицией тебя сначала учат правильно падать, моей сверхзадачей было минимизировать потери от случайностей. У меня в айкидо черный пояс третий дан и черный пояс первый дан киокушин. В жизни каждого человека, кто занимается айкидо, наступает период, когда он достигает своего физического предела и должен ещё добавить какой-то дополнительный предмет: это может быть явара, тонфу, нож, меч или нунчаки. Все обычно выбирают нож. Нунчаками я не владею – за всё время нашей битвы с нунчаками я наказал только себя – бух! – и ударил себе по затылку.

Когда я решил овладеть ножом, первой моей задачей было найти мастера. Это очень сложно. Адекватный, без всяких мистификаций, без красивых слов и выпученных глаз хороший мастер — на вес золота. С Федоришиным меня познакомил чемпион России и Японии по каратэ на тот год Максим Дедик. Максим очень смущал японцев тем, что в очередной раз, завалив кого-то из чемпионов в Японии, японца, начинал танцевать старинные русские танцы. Они назвали его «танцующий каратист». И вот на одном из детских фестивалей по карате и тхэквондо Максим указал мне на хмурого мужика – Федоришин действительно сначала производит такое впечатление – суровый, как скала. Он пригласил меня тренироваться. Когда я пришел, он поставил меня перед канатом. Это обычная практика – ты рубишь обрубок каната деревянным ножом, чтобы устать. Когда устаешь, мастер видит твои слабые места, как ты движешься, над чем нужно поработать — это целое искусство, сродни ювелирному. Пока я рубил, пришла остальная группа: надели шлемы, надели перчатки и начали буцковаться: по лицам ногами.

Я тоже захотел, и начал параллельно ходить на рукопашный бой. А там представители разных видов: айкидо, боксеры, борцы и очень много каратистов. И когда приехал глава Европейской ассоциации карате Йон Блюминг, Федоришин предложил мне получить черный пояс по киокушин. Я ему отвечаю, что я же айкидошный, я не знаю ката, предваряющих не знаю. Он говорит, ничего, выучишь, главное, ты физически готов. Зато диплом большой повесишь на стену с красивой японской боевой мандалой. А там 30 боёв, из них пять боев по кои каратэ. Идешь кругом на очередного соперника, три минуты бой – гонг, переходишь. Пять последних боёв уже с ножами. Я не добирал очков на каратэ, так как подготовка у меня была нулевая, только физическая, я еле уворачивался. Добрал очки уже на ноже. Страху натерпелся, ногу сломал, но получил эту красивую бумагу. Там по-японски написано с большой печатью, всё как полагается. Но где сейчас эта бумага – неизвестно. Наверное, Оксана выкинула. Есть у неё такая манера – если она не понимает о чём речь на листе, она его в помойку выбрасывает.

— А для чего нужно владение ножом? В жизни тебе это пригодилось?

— Это гармония. Это динамическая нагрузка. Если есть элемент экстрима, то это дважды динамическая нагрузка – ты сообразен внутри подспудно, подсознание за тебя начинает работать. Если это гантели, или что-то подобное, то ты работаешь сам – твои мозг и мышца. А здесь ещё подсознание, какие-то природные рефлексы, базовые инстинкты вступают в силу. Для этого элемент экстрима и нужен. А вообще для общего физического развития. Ну, и ещё на случай экстремальной ситуации, хотя на этот счёт у меня есть сильные сомнения. Иногда в опасных ситуациях люди, которые ничем не занимались, раскрываются покруче Стивена Сигала. Я был свидетелем того, как хронический алкоголик с пустой бутылкой из-под кока-колы разогнал шоблу каких-то огромных накачанных людей. Причём ловко так, как у Джеки Чана – «пьяный мастер». Они к нему пристали, издевались, а он потом гонял их, настучал по копчику всем и, главное, даже бутылку не разбил! Мы ведь не знаем, как нас жизнь зарядит. Главное — мотивация!

— Как вы относитесь к ухажёрам ваших старших дочерей?

— Всех бы удавил и в извёстке растворил. Но понимаю, что этим ничего не решу, всё равно дочери найдут себе, даст бог, нормальных ребят. Есть какие-то молодые люди, ухаживают, но дочери же ещё институт не закончили. Главное, чтобы у них в семье не было дураков, людей, больных сахарным диабетом, и онкологией – у нас и без этого своих заморочек хватает.

— Что вы будете говорить на свадьбе, особенно если не одобряете жениха, но смирились с выбором дочери?

— Я буду, скорее всего, выглядеть дураком и говорить формальные вещи, а потом прижимать по углам женихов и рассказывать, что случится, если что-нибудь пойдёт не так. Буду знакомить с друзьями разными – с «Ночными волками», с ветеранами ВДВ.

— А если жених действительно не понравится?

— У меня есть мешок извёстки, мы всегда найдём способ.

— А если дочь скажет, что любит его?

— Тогда я смирюсь. А что делать? Ничего не сделаешь. Мы в рабстве у своих детей. Хотя, наверное, где-нибудь прижимать я его буду. А потом Оксане оправдываться: «Он же сам упал!»

— Иван, как вы относитесь к мату?

— Отрицательно отношусь. Мы — единственный народ, который говорит на богослужебном языке, хоть и утилизированном, но тем не менее. Вот если англичане разговаривают, то у них это просто диалог или монолог одного, слушание другого. У нас это всегда сакральный процесс, даже когда мы переругиваемся с соседом по лестничной площадке. Потому что наш язык был создан для богослужения. Эта сакральная часть осталась. Поэтому наша литература ценится, она многопланова – до неосознанного многопланова. Всегда понимаешь, что больше сказано, нежели есть. А мат – это утилизация. То есть ещё большая утилизация, нежели бытовой русский язык утилизирован от церковнославянского. Иногда мат заменяет целую страницу текста, но к этому надо так подготавливать!

— А если стоите в пробке, и вас подрезает какой-то нехороший человек, срываешься?

— Нет. Я однажды ехал за платьем для Оксаны, необходимом на какое-то кремлёвское действо, куда я не люблю вообще-то ходить. Нужно было партикулярно выглядеть: мне в костюме, ей в платье. Оксана была беременна, с животом. Чтобы новое платье не покупать, а мы были голь перекатная, созвонились с Олесей Поташинской, с которой «Восемь с половиной долларов» снимали – у неё было такое платье, и они с Оксанкой примерно одной формации. И вот я 30 декабря, когда все как раз за подарками ехали, направился на Бережковскую набережную. Думал, ещё успею на тренировку, а оттуда возвращался — шесть часов! И у меня лопнула струна, которая ответственна за нервы. Так что если я попадаю в пробку, то у меня происходит вот так – дзинь! – и я улыбаюсь, потому что понимаю, что все вокруг нервничают, а я нет, мне хорошо.

— А когда вы собираетесь с Ефремовым, Сукачёвым, неужели не проскакивает?

— Бывает, конечно, в быту проскакивает у ребят. У меня нет, я ведь изначально, в общем-то, не особенно матерился. Может, наверное, что-то произойти, но беззлобно.

— Расскажите, пожалуйста, о том, как вы сохраняете оптимизм, авантюризм и веру в себя?

— У меня выхода нет – я многодетный отец. Если закисну – всё пропадёт. Стоит только на секунду поводья отпустить – и всё расползается, как тараканы в разные стороны. У нас так у многодетных: едешь куда-нибудь – восемь чемоданов из десяти доехало — это успех!

— Бывает так, что навалилось много, и нужно выплеснуть негатив? Как в таких случаях поступаете?

— Я ухожу из дома и хожу на большие расстояния. По лесу. Или на велосипеде еду. Могу взять с собой кого-то из детей и вести длинные педагогические разговоры. А если, как у любого человека, бывает депрессия, хотя это происходит крайне редко, и последний раз было много лет назад, не могу даже вспомнить когда, то я тупо ложусь спать. Это прямо когда очень темно, всё накопилось – после сна всё проходит.

— Свободное время у вас бывает?

— Нет. Я не очень понимаю, как им распорядиться. Я искренне уважаю и восхищаюсь людьми, которые могут целый день пролежать под зонтиком на пляже. Какая воля должна быть у человека!

— Вы недавно были в Греции, и неужели ни разу на пляже не лежали?

— Мы два раза поднялись на Афон – это шесть-семь часов наверх. Выходить нужно до шести, если позже, то из-за солнца тяжелей идти. Потом девять часов через всю Грецию до Афин, потом девять часов на пароходе. Потом день на Патмосе – острове, где писалось откровение Иоанна Богослова. Потом девять часов назад, и снова девять часов на машине. Приехали в Уранополис, объездили все возможные исторические места, на катерах катались, ныряли. Пытались полежать на пляже, но потом плюнули все одновременно, как в мультике «Как казаки невесту выручали» и погнали на машинах путешествовать. Вокруг всё объехали, везде побывали, походили, по скалам полазали.

Подписывайтесь на НСН: Новости | Дзен | VK | Telegram

ФОТО: Иван Охлобыстин // @psykero1477